Как французы относятся к своей науке…

С девяностых годов лучшие украинские ученые распыляются по научных учреждениях США, Канады, Восточной Европы и Северной Корее. С тех пор на их родине на страницах уважаемых газет и журналов идут бесплодные дискуссии по реформированию национальной академической науки. Но после молниеносных реформ, которые недавно провел в украинском образовании известный интеллектуал Дмитрий Табачник, хочется пожелать многая лета и крепкого здоровья президенту Национальной академии наук Украины академику Борису Евгеньевичу Патону. Возможно, только его авторитет уберег Украинскую фундаментальную науку от подобных образовательных реформ?

Перед тем, как что-то менять в науке, нужно, на мой взгляд, понять, как наука работает там, где она успешна, и только потом переносить этот опыт на национальную почву. Именно поэтому я обратился с просьбой к своим друзьям-ученым, работающим за пределами Украины, рассказать о месте науки в обществе, ее организацию в странах, где они сейчас работают.

Первым по моей просьбе отозвался Александр Буторин — мой давний приятель, с которым я познакомился в конце восьмидесятых годов, учась в аспирантуре Новосибирского института биоорганической химии. Сейчас профессор Буторин работает в Париже в Национальном музее естественной истории (Франция). Его рассказ об отношении французов к своей науки мы предлагаем вашему вниманию.

проф. Сергей Ярмолюк
yarmoluksm@gmail.com

 butorin_jpg_pagespeed_ce_ndWgMKCNZNАлександр Буторин, профессор
(Национальный музей естественной истории, Франция)
boutorin@mnhn.fr

Как французы относятся к своей науке…

Во Франции наука занимает в обществе очень важное место. Достаточно сказать, что наряду с Германией Франция является ведущей научной державой в Европе, а Национальный центр научных исследований Франции (CNRS) занимает неизменно первые места в мировой классификации научно-исследовательских организаций. Так, в 2009 году испанский исследовательский институт SCImago признал CNRS лучшим в мире научно-исследовательским центром на основе критериев научной продуктивности, сотрудничества и вклада в мировую науку согласно анализу научных публикаций учреждения и их цитируемости. За последние годы несколько французов стали лауреатами Нобелевской премии, и хотя их не сравнить с американскими, сравним хотя бы с русскими или украинскими …

Французские политики, однако, и в голову не берут научно обоснованные оценки. Их цель — войти в историю науки реформаторами. Поэтому организацию французской науки постоянно реформируют. В частности, в своей речи 22 января 2009 президент Французской республики Николя Саркози назвал французских ученых «плохими, неэффективными, архаичными, идеологизированными, консервативными, слепыми, нединамичной, такими, что удобно расположились в комфорте самооценки и работают в устаревшей, архаичной и жесткой структуре».

Реформы идут непрерывно. Идеал — организация науки в США, с этой целью надо превратить CNRS, INSERM и другие научные организации на обычные агентства по финансированию, всю науку сосредоточить в университетах, которые теперь по статусу независимы в своей научной и финансовой политике. Достаточно назвать организацию Национального агентства по научным исследованиям (ANR), задачей которого стало распределение грантов на научные исследования, Агентства по оценке научных исследований и преподавания (AERES), разделение CNRS на 10 специализированных институтов, аналогичные изменения в INSERM (Национальный институт здоровья и медицинских исследований), поощрение создания больших конгломератов и совместных лабораторий с университетами, длительные поиски новых форм научной организации.

Нельзя сказать, что все эти реформы являются положительными для науки, есть от них и определенная польза. Также справедливая мысль о том, что некоторые организационные структуры устарели и уже не соответствуют современным требованиям. Но, к сожалению, часто административные меры принимаются вопреки интересам собственно научных исследований и эффективности научной работы, особенно когда разрушаются старые, но такие, что оправдали себя тем, научные структуры и правила. С другой стороны, ученые тоже не хотят терять завоеванные на протяжении десятилетий социальные гарантии и, особенно, пожизненные позиции в науке, к которым, несомненно, могут привести отдельные предложенные реформы, и оказывают сопротивление.

Но не об этом я хочу сказать. Хотелось бы обратить особое внимание, во-первых, на солидарность и решимость французских ученых в защите науки и ее интересов от административных целей, а во-вторых, и это самое главное, об отношении рядовых французов к науке и ученых.

Следует сказать, что французы живо интересуются результатами научных исследований. Об этом свидетельствует хотя бы опыт нашего Музея в организации «Мир науки», когда в научные лаборатории приглашают людей с улицы, для них проводят лекции и выставки, а также научные ателье, где они могут принять участие в модельных научных экспериментах. И французы идут, и еще как! Семьями, с детьми подолгу простаивают в очередях, чтобы попасть на такие сеансы.

А вот наиболее характерный эпизод, произошедший в 2004 году. Тогда правительство Раффарена постановило решить свои экономические проблемы за счет науки и забрало 30% кредитов, ассигнованных на нее. Просто взяли и заморозили … И тут в воздухе «запахло» 1968 годом. На этот раз волна протестов поднялась не из стороны студентов, а со стороны ученых. У меня сохранились цифры от 15 марта 2004 года: 1342 директора научных институтов и 1958 директоров лабораторий одновременно подали в отставку в знак протеста против политики, направленной на подавление фундаментальной французской науки. Это не считая тех, кто передал заявления об отставке не лично, а прислал по почте, факсу или имейлом. В интернете появилась инициированная комитетом «Спасем науку» петиция протеста. Под ней на 15 марта (цифры неокончательные) поставили свои подписи 291 190 человек, из них 72996 ученых, в числе которых почти 4000 представителей административного аппарата (за последние цифру не ручаюсь).

Работа всех лабораторий была полностью парализована. Правительство было вынуждено эти отставки не принять и срочно искать выход из сложившейся ситуации.

Тысячи научных сотрудников оставили работу и включились в борьбу. Они выходили на улицы и собирали подписи под петицией. Граждане охотно ставили свои подписи под этим обращением. Дошло даже до прямого призыва «на баррикады». Ежедневно во всех французских городах проходили демонстрации. В Париже у Пантеона был организован гигантский пикник, на котором тысячи ученых в халатах и траурных повязках в знак скорби по «умершей наукой» угощали бутербродами публику, подписывала петицию.

Тогда правительство пошло на уступки, вернуло науке замороженные деньги, прислушавшись к комитету «Спасем науку». Были организованы широкие дебаты. Ученые, объединившись, предложили альтернативный вариант закона о науке. Как следствие, компромиссный закон о науке было принято. Всех он, конечно, не удовлетворил, борьба продолжается до сих пор. Но это уже другая история.

Хочу также рассказать про первый и единственный день, когда я принял участие в забастовке. Это было то 3-го, то ли 5-го марта 2004 года. Все научные сотрудники Музея вышли на улицы Парижа в белых халатах, неся в руках петиции в защиту науки. Обращались к прохожим, посетителям Музея с просьбой подписать обращение. Не прошло и несколько часов, как было собрано несколько тысяч подписей. На моей памяти, с нескольких сотен французов (и не только французов) только двое не захотели ставить подписи. А многие подписывали охотно, привлекали своих друзей, целые семьи, и никто даже не сказал, что вы, мол, ученые — бездельники, живете за наш счет, то там прикапуете в своих пробирках или читаете сомнительные статистические материалы и не приносите никакой пользы стране. Наоборот, мы слышали только слова поддержки и одобрения, которые свидетельствуют о том, что наука Франции нужна, а экономить на ней — дело самоубийственная.

Эх, нашей бы науке такую народную поддержку! И нашим бы ученым такую решимость в отстаивании своих прав!

0 комментариев
Межтекстовые Отзывы
Посмотреть все комментарии